– И из этих водорослей строят свои гнезда?
– Отнюдь. Рискуя вызвать ваше отвращение, скажу вам, что они делают гнезда из своей слюны, – это нечто среднее между желатином и яичным белком. И вот из, этой субстанции, богатой протеином, йодом и витаминами, получается кулинарное чудо для знатоков, к каковым принадлежите и вы.
Улыбающийся повар поставил перед ними огромное блюдо.
– Так как коготки йаны не годятся для ветвей и сучьев, – продолжал лекцию Жан, – то они устраивают свои гнезда не на деревьях, а на скалах и утесах необитаемых островов или в таких пещерах. Некоторым жителям этих мест дарована привилегия собирать такой урожай. Их называют чао-хо – люди пещер. И вот они, когда приходит пора, карабкаются по длинным канатам из бамбуковых волокон вверх, рискуя жизнью и нередко теряя ее, укрепляя своей кровью птичьи гнезда.
– Нет, – вздрогнула Анна-Мария, – я расхотела есть.
Изящный, с благородной осанкой мужчина в сопровождении четырех молодых и очень хорошеньких женщин, каждая из которых несла на голове большую корзину, прошествовал мимо них.
– Вот один из чао-хо, – сказал Жан, – со своими женами.
– Четыре! Я думала, что законы Сиама не разрешают многоженства.
– На законы ему плевать. Тот, кто живет рискуя, учится любить жизнь. Охотник за гнездами бросил заинтересованный взгляд на обнаженную грудь Эммануэль. Женщины хихикнули.
– Гляди-ка, – сказала Эммануэль, – они не ревнивы.
– Может быть, им хочется быть впятером, – сказала Анна-Мария.
– Поехали, – сказал Жан. – Пора, через полчаса мы будем на месте.
Жаркое сияющее солнце заставило их онеметь, когда они вышли наружу, и пролетело немало километров, прежде чем Анна-Мария снова взялась за свое.
– Должны ли женщины племени жить вчетвером с одним мужчиной, потому что большинство других гибнет во время своей охоты в скалах?
– «Должны»! – возмутилась Эммануэль. – Кто сказал тебе, что они должны?
– Они свободны в выборе, – объяснил Жан, – но вообще-то они неохотно соглашаются на моногамию.
– Почему?
– Они стыдятся этого.
– Брак вдвоем, если он не расширяется, ведет обычно к крушению, авторитетно подтвердила Эммануэль.
– Супружеской неверности уже недостаточно, – ужаснулась Анна-Мария, переходим к полигамии!
– Давайте оставим этот старый обман, – вмешался довольно добродушным тоном Жан, – быть полигамным – значит делиться. Мы ищем постоянно растущего единства. Того, что обогатит парный брак возможно большим количеством людей.
– Вот, к примеру, брак втроем, – воскликнула Эммануэль, – это же противоположность полигамии.
– Ах, вот как? Еще одна химера! Удивительно, что она еще не осуществляется.
– Полигамия в прошлом, дуэт – наше настоящее, а трио, гармоническое трио, – это новизна, пока будущее не предложит нам новых рецептов, – улыбнулся Жан, – ведь мы до сих пор только начинали, эволюция пойдет дальше.
– Откровенности, доверчивости и в браке вдвоем приходится тяжко, вздохнула Анна-Мария, – подумайте: ведь брак втроем превратит жизнь в ад.
– Лучше думать о том, что он будет раем.
– По всей вероятности, – продолжала Анна-Мария, – один из партнеров рано или поздно будет отодвинут, заклеймен как захватчик, и сердцевина вашей триады превратится в уютный, привычный двусторонний союз. Не такой, безусловно, каким он был вначале, но он станет чем-то новым.
– Хороший брак может состоять из трех пар, – категорически заявила Эммануэль.
– Как это? Шесть человек?
– Нет, три человека. Один мужчина, живущий с двумя женщинами, образует пару с каждой из них, как я и Жан; две женщины соединяются в третьей паре.
– Значит, без гомосексуальности никакое трио не может быть полным?
– Очевидно, нет.
– А если двое мужчин любят одну женщину, они тоже вступают друг с другом в связь?
– Разумеется.
– А двое мужчин и две женщины не лучше?
– Я считаю, что да, но Марио предпочитает нечетное число.
– Ах, значит, – сказала Анна-Мария, – вы будете ставить эксперимент с Марио?
– Нет, – сказала Эммануэль, – с тобой.
Эммануэль и Анна-Мария лежат на мягком теплом песке у самой кромки моря. Полночь уже миновала. Море молчит, мерцая во мраке.
Они, поздно вернулись от Мари-Анж, и когда добрались до террасы своего бунгало, их сторож, старик с черными пиратскими усами, уже спал на пороге их жилища сном праведника, сжимая в руке толстую палку. Но они хорошо знали, что бояться им некого. Присутствие этого телохранителя было лишь символом их достойного положения. Эммануэль тут же предложила искупаться еще раз. Анна-Мария, не дожидаясь просьбы подруги, стянула с себя купальный костюм и бросила его возле спящего сторожа. Она ступила на песок и двинулась по лунному пляжу. Впервые видела ее наготу Эммануэль.
И вот теперь, бок о бок с этим покоящимся телом, странная, незнакомая сдержанность парализовала руки и губы Эммануэль. Ей не хотелось, чтобы Анна-Мария говорила о любви, о мужчинах, о них обеих, а только о простых и прекрасных вещах: о пене прибоя, о бормотании моря, об острых краях раковин, царапающих кожу, о черных призраках вдали, тянущих из глубин моря тяжелые сети, наполненные живым серебром рыб.
– О чем ты думаешь? – спрашивает, наконец, Эммануэль.
– Ни о чем. Я счастлива.
– Почему ты счастлива?
– Из-за тебя.
«Если б я не полюбила ее с первого взгляда, – думает Эммануэль, – я бы никогда не полюбила ее. Только поэтому могла я ждать».
– Я еще не видела тебя, – говорит Эммануэль.
– Смотри же.
– Господи, я могу тебя любить, тебя, которая настолько прекрасней меня!